Каждый журналист с большим стажем из множества своих публикаций отдаёт предпочтение наиболее памятным. А вот каким именно, и на чём держится эта избирательность, как раз и любопытно. Одна давняя моя заметка, например, до сих пор вызывает во мне непреходящее чувство досады. Нетерпимости, чуть ли не злости. Так задели меня обстоятельства, которые я был не в состоянии преодолеть, как ни изворачивался.   А ведь поначалу было так всё замечательно! По телефону мне сообщили потрясающую новость: мать, Эльза Вильгельмовна, по национальности немка, встретилась с сыном Гельмутом, которого не видела больше пятидесяти лет! И другой её сын, Вольдемар, выросший, так сказать, под крылом матери, готов меня немедленно к ним отвезти. В смысле, на нашей машине. Какой уважающий себя газетчик не вцепится мёртвой хваткой в счастливо подвернувшийся случай? В назначенный час мы с фотокором прибыли на редакционном автомобиле к дому, где он жил. Ждём десять минут, двадцать, его всё нет. Я от нетерпения, что называется, «бью копытом». Когда мы уже дошли до белого каления, он, наконец, объявился. И то только для того, чтобы сказать, что поездка отменяется, поскольку радость долгожданой встречи перечеркнула трагедия: в доме посёлка Бортом, куда мы направлялись, ждали не нас, а… катафалк. Да, да, там готовились к похоронам Валентины, внучки Эльзы Вильгельмовны, трагически погибшей за три дня до описываемых событий. Но тут уж что-то всколыхнулось во мне: не мог же я допустить, чтобы злой рок обстоятельств полностью овладел ситуацией. Кое-как удалось убедить Вольдемара поехать в Бортом, а там уж будь что будет. Дорога была неблизкой, и наш провожатый рассказал в пути, как разошлись жизненные дорожки матери и сына. Случилась беда в Польше во время войны. Покинувшая родной дом, семья попала на переполненной беженцами дороге под сильную бомбёжку. Тогда-то в поднявшейся панике и потеряла Эльза сына Гельмута и сестру с матерью. А сама оказалась на русском пересыльном пункте. После долгих мытарств, в течение которых родила сына Вольдемара, под «приглядом» органов была направлена на поселение в посёлок Бортом Сысольского района. Здесь спустя три года познакомилась с русским военнопленным Егором, родила от него двух дочерей. С лёгкой руки матери и дети её создали интернациональные семьи. Вольдемар женился на коми девушке, а Груня, младшая, вышла замуж за татарина. («Татарочкой» называли в деревне любовно её дочь Валентину – ту самую трагически погибшую). Жизнь научила Эльзу Вильгельмовну держать язык за зубами, и о том, что у неё могли быть родственники на «диком Западе», она никогда не заикалась. Даже Вольдемар узнал о том, что у него был старший брат, пропавший в военные годы, уже будучи взрослым, и не от матери родной, а от своей тёти – сестры отца Маргариты, жившей в Казахстане. Время было такое, злое. Не из России, из Германии пришла светлая весточка. Сестра Марта вышла на родных через интернет. Два года тяжело больную мать окрыляла радостная весть. И на другом конце Европы начали спешно оформлять визы и… изучать русский язык. «Для того хотя бы, чтобы проще было изъясняться с таможней», – объяснил мне при встрече, мешая русские слова с немецкими, гость из Германии Гельмут. И это была чуть ли не единственная фраза, которую выдал журналисту с виду плотный крепкий мужчина с нездешними колючими глазами. Нас с фотокором даже за ограду не пустили. Не услышали мы и о том, как встречали в доме матери гостей из Германии. Слова: «Это была очень трогательная сцена, когда сын обнял мать, а мать сына», – произнесла посторонняя очевидица встречи, почему-то быстро прервавшая разговор, когда её попросили назвать себя. И другие жители посёлка отвечали на вопросы о привалившем «тёте Эльзе» семейном прибытке сдержанно и неопределённо. Чувствовалось, что другая тема занимала в эти дни деревенский люд – постигшая семью трагедия. Обретя сестру и сына, Эльза Вильгельмовна потеряла внучку Валю. Сообщали страшные подробности. В шесть утра девушка вышла на Максаковский тракт, чтобы выехать в Усть-Куломский район на свадьбу, а нашли её полусожжённой в лесу у города Емвы. Всё смешалось в этой истории. Ужасы давней войны, неожиданная радость людей, нашедших друг друга, и новая трагедия, словно отзвук сороковых-пороховых. Будто две вестницы – птицы, белая и чёрная, пронеслись над семейным гнездом Эльзы Вильгельмовны. Так я и назвал тогда свои заметки – «Птица белая. И чёрная». На душе было скверно. Даже снимка мы не смогли сделать – ни матери, ни сына. Гельмут категорически запретил. Пришлось сфотографировать на фоне их дома соседку Марию Александровну Котову. Ни к чёрту не годилась и запись рассказа Вольдемара на диктофоне, сделанная в пути в салоне машины. Писать мне пришлось по памяти. Как правило, публикации историй, связанных с неприятностями, из памяти выветриваются. Но к описанной это не относится, уж больно круто переплелись в ней человеческие судьбы. И уж совсем грустно мне стало, когда всего-то через два года я узнал, что и мать, и сын Гельмут скоропостижно ушли из жизни. Снова вспомнились стихи поэта: «сороковые, пороховые, роковые…».

Источник